Немногие для вечности живут...
О. Мандельштам
Я вас не забыла и вас не забуду.
Во веки веков.
М. Цветаева
Прошло сто лет с того дня, когда в Орше у банковского служащего Семена Львовича Выгодского родился сын. Это случилось 17 ноября 1896 г. Мальчика назвали в честь деда. Когда он вырастет, его будут звать Лев Семенович Выготский.
Ему была отпущена короткая жизнь — он прожил всего 37 лет, — но за эти годы ему удалось так много сделать, что и сейчас, сто лет спустя, его мысли и идеи, его имя и личность и сама его жизнь привлекают к себе умы и внимание исследователей всего мира.
К сожалению, уже не осталось в живых никого, кто бы хорошо знал Льва Семеновича и мог правдиво о нем рассказать. Я — единственный живой свидетель последних лет его жизни. Мы не просто жили вместе, мы жили в одной комнате, поэтому вся жизнь Льва Семеновича протекала у меня на глазах.
Конечно, я не могла понять (и не понимала) ничего из тех бесед, которые Лев Семенович вел со своими коллегами, учениками, друзьями, ничего из того, что он говорил.
Но, наверное, потому, что я очень его любила, я всегда понимала его — знала, что ему нравится, а что не нравится, что ему приятно, а что огорчает, всегда чувствовала его настроение, а порой даже его душевное состояние. Я понимала его не умом, а сердцем. Зинаида Гиппиус говорила: «Когда любишь человека, видишь его таким, каким его задумал Бог». Кто знает, может быть, это в какой-то степени было мне дано?..
Обычно лучше всего запоминается то, что связано с переживаниями, сильными чувствами. «О память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной»... Все мое детство при жизни Льва Семеновича было очень счастливым, оно было так насыщено чувствами, что в памяти моей на всю жизнь сохранилось все происходившее в те далекие годы, даже то, что сейчас кажется совсем незначительным.
Один забавный эпизод. Мне лет пять. У Льва Семеновича сидят люди, не помню всех, кто был в тот вечер. Они разговаривают, а я тихо готовлюсь ко сну. Вдруг Алексей Николаевич Леонтьев громко чихнул, но все делают вид, что не заметили этого.
Я, желая быть хорошей, вежливой девочкой, громко говорю ему: «Будьте здоровы! Растите большой и умный». Алексей Николаевич смеется. К нему присоединяются Александр Романович Лурия и мама. Я удивлена такой реакцией, смотрю на Льва Семеновича и понимаю, что он смущен. Но почему? Глядя на него, я понимаю, что что-то сделала не так. Но что? Я же сказала лишь то, что говорят в подобных случаях мне! А в том, что со мной всегда говорят вежливо, я ни секунды не сомневаюсь. Но все-таки я сделала что-то не так, я вижу это по Льву Семеновичу, по его виду, его реакции на мои слова. Мои размышления прерывает мама — она велит мне ложиться спать, и я нехотя укладываюсь.
Утром, проснувшись, вижу, что Лев Семенович собирается уходить. Все же спрашиваю его: что накануне я сделала не так? Он не сердится на меня, нет, он, улыбаясь, говорит мне: «Видишь ли, взрослым так не говорят. Это не принято. Можно просто ограничиться пожеланием здоровья». — «Почему?» — недоумеваю я. Но Лев Семенович торопится и. прощаясь со мной, говорит: «А вот в этом разберись сама. Подумай и поймешь». И он уходит. А я начинаю думать. И целый день, что бы я ни делала, я все время думаю о случившемся. Меня это мучает... И вдруг меня осенило! С нетерпением начинаю ждать прихода Льва Семеновича, чтобы проверить правильность своего умозаключения. А время тянется... Но вот наконец он приходит, и я кидаюсь к нему со словами: «Взрослые думают, что они уже совсем умные?! И что умнеть им больше уже не нужно?!» Лев Семенович смеется, обнимает меня и говорит: «Ну, в общем, ты права. Ты правильно поняла».
Не ждите от меня, уважаемый читатель, рассказа о том, каким Лев Семенович был ученым: при его жизни я этого не могла понять, а сейчас знаю так же, как и Вы — из его работ.
Но есть нечто, что знаю сейчас только я — это то, как он жил и работал, каким он был человеком. И тот, кому это представляется важным, найдет, я надеюсь, на этих страницах что-нибудь для себя интересное.
Читать запись полностью »